Вещное право в Республике Казахстан: некоторые современные тенденции и перспективы*

Скрябин С.В.

* Статья подготовлена на основе выступления автора на международной научно-практической конференции, посвященной 75-летию академика НАН РК, д.ю.н., профессора М.К. Сулейменова, на тему: «Гражданское законодательство Республики Казахстан и других постсоветских стран: прошлое, настоящее, будущее».

1. Вводные положения

2016-й год ознаменован двумя событиями, юбилеями двух друзей-цивилистов, профессоров Р. Книпера и М.К. Сулейменова. Оба этих события дали поводы для встреч, обмена мнениями, позволили оценить текущую и перспективную ситуацию в сфере гражданского права. Казалось бы, нужно бить в фанфары, трубить об успехах. Тем более, у юбиляров их хватает с избытком. Но практика и правотворчества и правоприменения всё же заставляет говорить о проблемах.

Общая оценка ситуации в гражданском праве Казахстана уже прозвучала в выступлении юбиляра. В целом мы с ней согласны. Но, в силу своих профессиональных пристрастий, хотелось бы высказать собственные суждения о происшедших четырёх событиях, относящихся к вещному праву, которые не могут не сказаться на будущем гражданского права в Казахстане.

Событие первое. Заморозка проекта Закона о внесениях изменений и дополнений в ГК РФ о вещном праве. По информации П.В. Крашенинникова[1], озвученной на конференции в Екатеринбурге в июне 2016 года, работа над этим документом приостановлена, и перспективы его принятия туманны.

Мы достаточно внимательно отслеживали ход разработки этого закона, его концепции, изменения содержания проекта. Некоторые результаты сделанных наблюдений и оценок были опубликованы[2].

Соглашаясь не со всеми положениями проекта, можно отметить его позитивность. Он представляет собой интересный вариант решения многих проблем вещного права, которые наличествуют в переходном гражданском законодательстве государств бывшего Советского Союза. Прежде всего, это касается проблем владения и системы вещных прав на чужую вещь (ограниченные вещные права). Но это - отдельная история, с пока не совсем непонятным концом.

Событие второе связано с темой, вызвавшей большой резонанс в Казахстане. Обобщенно её можно назвать земельным вопросом. Изменения регулирования земельных правоотношений часто бывают болезненными, способными вызвать различные потрясения. Нечто подобное происходило весной и летом 2016 года в некоторых регионах Казахстана. Поводом послужили поправки в Земельный кодекс Республики Казахстан от 20 июня 2003 года № 442-II (далее - «ЗК»)[3], которые предполагалось внести Законом Республики Казахстан от 2 ноября 2015 года № 389-V[4]. Но что именно произошло, каковы причины произошедшего? На эти и подобные вопросы существуют разные ответы. Есть очень интересные суждения и у юбиляра[5]. Замечу, что до этого смена правил правового регулирования в сфере земельных отношений в Казахстане не была столь острой. Указ Президента Республики Казахстан, имеющий силу закона, от 22 декабря 1995 года № 2717 «О земле», Закон Республики Казахстан от 24 января 2001 г. № 152-II «О земле», действующий ЗК, принятый в 2003 году и выдержавший 81 (!) изменение и дополнение, не приводили ни к жестким дискуссиям[6], ни к волнениям. Однако эта тема столь сложна и многогранна, что требует специального рассмотрения.

Событие третье - обсуждение в настоящее время в Мажилисе Парламента Казахстана[7] проекта закона, который предполагает дополнить действующий Гражданский кодекс Республики Казахстан (далее - «ГК», «кодекс») многими новеллами, одной из которых станет глава об иных вещных правах. Но, в отличие от России, это событие будет, скорее, носить не эпохальный, а трагический характер.

Событие четвертое - недавнее принятие Нормативного постановления Верховного суда Республики Казахстан от 7 июля 2016 года № 6 «О некоторых вопросах недействительности сделок и применении судами последствий их недействительности»[8]. На него Институт частного права Каспийского университета («НИИ ЧП») несколько раз давал отрицательные заключения, что, однако, никак не воспрепятствовало включению данного документа в состав «действующего» права.

Ниже будет дан анализ некоторых аспектов этого постановления с акцентом на соотношении виндикации и реституции. Пока же можно отметить только один несомненный плюс - документ возродил дискуссию о природе нормативных постановлений Верховного суда, их месте в системе правового регулирования. Но это, по существу, чуть ли не единственное достоинство этого акта.

Конечно, в вещном праве Казахстана есть немало других тем. Однако, учитывая формат конференции, предполагаем высказать мнение только по третьему и четвертому тезису. Именно они представляются весьма показательными и наглядно иллюстрирующими современный уровень теоретических разработок, законотворчества и правоприменения в этой сфере.

2. О проекте закона об изменениях ГК

В докладе М.К. Сулейменова дана негативная оценка отдельным положениям проекта изменений в ГК. Некоторые выступающие также высказались по предполагаемым изменениям. Сторонников концепции проекта, кроме, может быть, заместителя министра юстиции З.Х. Баймолдиной, «державшей удар» критических замечаний, замечено не было.

Насколько удалось понять, проект изменений ГК готовился действующими специалистами министерства юстиции Казахстана («МЮ») и института законодательства («ИЗ»). Справедливости ради отметим, что за основу взяты некоторые предложения НИИ ЧП, которые были предоставлены МЮ ранее.

Теперь о сути изменений второго раздела ГК о праве собственности и иных вещных правах.

Поправкам в этот раздел ГК в проекте изменений ГК отводится вторичная роль. Главная же цель иная - введение в кодекс института ничтожных и оспоримых сделок. Однако следы этого «нововведения» отразились и на изменениях второго раздела. Сама по себе «странная» статья 193-1 ГК[9] будет обновлена положением о ничтожности сделок со стратегическими объектами. Новелла очень сомнительная как по сути, так и по форме. Представляется, что этой статье совсем не место в разделе ГК о вещном праве. Её следует перенести в раздел об объектах гражданского права, существенно сократить, улучшить редакцию и рассматривать некоторые, прямо поименованные в законе объекты, в качестве ограниченно оборотоспособных предметов.

Несколько слов об изменениях, которые необходимы. Прежде всего, это дополнение статьи 218 ГК новой редакцией пункта 6 (подпункт 33) проекта изменений в ГК):

«6. При невозможности раздела общего имущества либо выдела доли из него по правилам, изложенным в пунктах 3-4 настоящей статьи, суд принимает решение о продаже имущества с публичных торгов с последующим распределением вырученной суммы между участниками общей собственности соразмерно их долям.

Начальная продажная стоимость спорного имущества определяется независимой оценкой, проведенной в соответствии с законодательством об оценочной деятельности.».

Это - предложение автора, которое было разработано в ходе его участия в качестве эксперта, привлеченного при рассмотрении дела о соответствии правила пункта 6 статьи 218 старой редакции Конституции Республики Казахстан^[10]. Оно взаимосвязано с подпунктом 36) проекта изменений ГК, но предлагалась несколько иная редакция дополнения[11].

Есть еще два положения проекта, с которыми можно согласиться.

Во-первых, изменение правил статьи 236 ГК о приобретении права собственности на вновь создаваемое недвижимое имущество (подпункт 34) проекта изменений ГК). Это предложение, сформулированное К.М. Ильясовой, нами разделяется.

Во-вторых, несколько скорректированная редакция пункта 1 статьи 251 ГК, произведенная посредством включения указания на законодательные акты, которыми может быть установлен иной (не судебный) порядок обращения взыскания на имущество по обязательствам собственника. В качестве оценочного суждения об этом нововведении можно сказать о его безобидности, невзыскательности и, вследствие этого, относительной безопасности. Безопасность, если не считать того обстоятельства, что принудительное прекращение права собственности во внесудебном порядке есть не что иное, как сужение законных гарантий собственности и констатации того факта, что обязательство обязательству рознь. Выгнать на улицу собственника, его семью при том, что он не мог выплатить ипотечный долг, да еще и во внесудебном порядке - это один из возможных вариантов применения соответствующего положения. А сколько подобных вариантов может быть ещё? Заметим, что расчет последствий изменений правового регулирования - отнюдь не самое сильное место нашего законодателя. При этом частота вносимых изменений сама по себе свидетельствует о том, что действие серьезно опережает мысль: вначале делаем, потом думаем над тем, что сделали, пытаемся каким-то образом устранить искусственно порождённую проблему, радостно рапортуя об успехе. И парадокс в том, что все это происходит по кругу. Нужно ли говорить о том, что совершенствование правотворческой деятельности является самостоятельной проблемой, требующей гораздо более серьёзных изысканий, а не полемических заметок.

Теперь - об изъянах проекта в части изменений в ГК положений о вещном праве.

Прежде всего, следует обратить внимание на изменение наименования раздела 2 и главы 8 ГК. Вместо старого названия предлагается раздел именовать «Вещные права», а главу 8 «Право собственности», вместо «Право собственности. Общие положения» (подпункты 28) и 29) проекта изменений ГК).

Для нас очевидно, что подобные «новеллы» формальны и не имеют в этом виде ни практического, ни теоретического значения. Изменение ради изменений, удачно выраженное в формуле: движение все! Оценку этих изменений на этом можно было бы и закончить, но есть очень важный момент. К сожалению, предлагаемые изменения не учитывают содержание норм, входящих в структуру соответствующих раздела и главы. Иначе говоря, какими они должны быть[12].

Далее, проект изменений ГК исключает из названия главы 8 слова «Общие положения», имеющие отношение к праву собственности. Это представляется принципиально неверным, т.к. соответствующие предписания как раз и имеют значение общих положений, имеющих отношение к праву собственности как таковому.

Аналогичное замечание в формализме относится и к предложениям по подпунктам 31) и 32) проекта изменений ГК. Оба дополнения взаимосвязаны между собой. Первое касается измененной редакции статьи 194 ГК в связи с выделением главы 8-1 «Иные вещные права», составляющее второе дополнение.

Указанные предложения безосновательны, ибо изменения названий не имеют сколько-нибудь существенного значения для правого регулирования соответствующих отношений. По сути, это опять только видимость поправок.

Дополнение ГК главой, состоящей из одной «старой» статьи и одной отсылочной, в основе которой лежат правила действующей редакции статьи 194 ГК, так же нельзя признать обоснованным. Данный подход не соответствует требованиям ст. 23 Закона РК от 6 апреля 2016 года № 480-V «О правовых актах» (далее - «Закон о правовых актах»), что придаёт ему характер абсурдности.

Содержание же статьи 195-1 проекта изменений ГК содержит отсылочную норму:

«Статья 195-1. Иные вещные права на жилище

Особенности осуществления иных вещных прав на жилище регулируются жилищным законодательством.».

Комичность ситуации заключается в следующем. Эта новелла появилась вследствие разделения действующей статьи 194 ГК:

«Статья 194. Право собственности и иные вещные права на жилище

Особенности осуществления права собственности и иных вещных прав на жилище регулируются жилищным законодательством».

Статья 194 ГК еще как-то работает, ибо действующая редакция Закона Республики Казахстан от 16 апреля 1997 года № 94-І «О жилищных отношениях» все же содержит правила об осуществлении права собственности на жилище[13], но предписания об иных вещных правах, названных таковыми в статье 195 ГК и Законе, просто отсутствуют. И, судя по планам законопроектных работ Правительства[14], они и не предвидится. При этом отсылка к несуществующим правилам уже сделана.

И последнее положение проекта изменений ГК, о котором просто необходимо сказать особо.

В соответствии с подпунктом 35) проекта статью 240 ГК предлагается дополнить частью третьей следующего содержания:

«Владелец имущества считается добросовестным, если он докажет, что завладел имуществом в результате правомерных действий (бездействия).»

Первоначально обратим внимание на некую «небрежность» авторов проекта. Дело в том, что предложение о дополнении статьи 240 ГК частью третьей не содержит указания на то, что оно относится к пункту 1 этой статьи[15]. Но это мелочь по сравнению с самой формулировкой, ибо она, по сути, вообще исключает приобретательную давность как способ приобретения права собственности вообще! Любое завладение, не основанное на праве, является неправомерным. Если, например, в составе имущественного комплекса лицо завладеет чужим имуществом, не зная, что данное имущество не принадлежало отчуждателю, такое владение является неправомерным. Приобретатель никогда не приобретёт право собственности на это имущество! Между тем, значение приобретательной давности совершенно иное - истечение времени приводит к возникновению права именно у незаконного владельца.

Как минимум, здесь необходимы два отступления.

Во-первых, включение в состав постсоветского гражданского законодательства нормы о приобретательной давности, по нашему мнению, можно рассматривать как попытку разрешения юридических коллизий, которые как раз и возникали между фактическим (владение по давности) и юридическим присвоением. Но попытку нельзя назвать удачной. Как только статью 240 на практике не применяют! Нам известны несколько ну просто примечательных случаев. Обобщенно применение приобретательной давности по сути сведено к случаям исцеления незавершенных сделок[16]. Но чтобы вот так, концептуально извратить, тут, наверное, нужны какие-то уникальные способности.

Во-вторых, автор лично «приложил руку» к двум корректировкам кодекса: исключению из статьи 240 пункта 5 и изменению редакции пункта 4[17]. Следует признать недостаточность этих правил. Над положениями о защите владения, которое понимается в качестве фактического присвоения[18] (как законного, так и незаконного), нужно работать и работать, создавать соответствующий раздел ГК практически с нуля. Имеющуюся статью 240 ГК нельзя рассматривать иначе как фрагмент, осколок нормального института владения, входящего в развитых правопорядках в структуру вещного права. Но это - явно дело не ближайшего будущего.

Пока же, после довольно длительных дискуссий и компромиссов, НИИ ЧП предлагалась новая редакция пунктов 1 и 5 статьи 240 ГК:

Пункт 1 статьи 240:

«Статья 240. Приобретательная давность

1. Гражданин или юридическое лицо, не являющееся собственниками имущества, но добросовестно, открыто и непрерывно владеющие как своим собственным недвижимым имуществом в течение пятнадцати лет, либо движимым имуществом не менее пяти лет, приобретает право собственности на это имущество (приобретательная давность).».

Пункт 5 статьи 240:

«5. Против граждан и юридических лиц, владеющих в соответствии с пунктом 1 настоящей статьи недвижимым имуществом в течение тридцати лет, либо движимым имуществом в течение десяти лет, не может быть выдвинуто возражение, основанное на их недобросовестности.».

Заметим, что первое изменение возвращает ранее действовавшую редакцию первого пункта этой статьи[19]. Второе же вводит в кодекс ранее не известную и противоположную проекту изменений ГК новеллу: признание за недобросовестным владельцем права собственности на фактически принадлежащее ему имущество. Это, по сути, маленькая революция в современном куцем регулировании владения. Но боюсь, что и она откладывается.

Закончить раздел выступления хотелось бы серьезным пассажем. Это - проблема места права собственности. Она, казалось бы, имеет чисто теоретическое значение. В докладе М.К. Сулейменова прозвучали размышления и предложения об определении должного места права собственности в системе имущественных прав (см. с.с. 7, 8). Разделяя эту необходимость, хотим поставить эту проблему несколько иначе, шире. Думаем, что она включает в себя не только необходимость определения места права собственности в системе имущественных прав, но и соотношение внутри группы вещных прав: право собственности и иные вещные права. Иначе говоря, нам нужно проработать систему имущественных прав, определить их легальное соотношение между собой (вещные, обязательственные, договорные, корпоративные, исключительные и, возможно, иные). И только потом уже заняться подотраслевыми вопросами: определить соотношение имущественных прав внутри каждой группы. Например, для вещного права главной проблемой будет выявления соотношения права собственности и иных вещных прав. Считаем, что триадная характеристика как права собственности, так и иных вещных прав не только исчерпала свои возможности, но абсолютно не годится для построения новой системы вещных прав[20].

В качестве вывода по этому разделу можно сказать следующее. Нам нужно заниматься серьезными научными изысканиями в сфере частного права вообще и вещного права в частности. Вопрос уже перезрел. Только так удастся сохранить и цивилистическую школу, и обеспечить должное теоретическое сопровождение изменениям, инициируемым Президентом страны.

3. О смешении виндикации и реституции в НП о недействительных сделках

Первоначально - несколько общих замечаний.

В 2009 году была развернута дискуссия о правовой природе нормативных постановлений Верховного суда. В ней приняли участие несколько известных казахстанских и зарубежных исследователей[21]. Была защищена докторская диссертация по теме[22]. Потом наступило затишье и лишь при обсуждении проекта Закона о правовых актах эта тема вновь актуализировалась. Вполне очевидно, что принятие Верховным судом НП о недействительных сделках делает необходимым новое «прочтение» ряда положений Закона о правовых актах, уточнение сложившихся доктринальных и правоприменительных позиций относительно правотворчества судебных органов.

Для нас ещё в 2009 году была очевидна опасность теоретического обоснования правотворчества Верховного суда[23]. Оно, как и всегда в подобных случаях, обосновывалось «благими» пожеланиями: единство судебной практики, «оперативное» реагирование на пожелания практической юриспруденции, рождение нормоположений в результате рассмотрения конкретных споров и обобщения их результатов[24]. И что? Воз, как говориться, и ныне там. В выступлении на цивилистических чтениях в мае 2016 года нами был выдвинут очень простой тезис - суды должны заниматься своим делом, т.е. применять закон. Он, как показалось, был принят публикой. Исключение - представители судов, участвующие в конференции. После принятия НП о недействительных сделках мы только утвердились в своей позиции и обязательно вернемся в очередной публикации к соответствующей проблематике. Пока только укажем, что в целом нами разделяются позиции двух наших коллег[25], но сделаем одну ремарку.

Казавшиеся многим устоявшимися теоретические постулаты о том, что нормативные постановления Верховного суда являются нормативными правовыми актами особого рода, пребывающими вне иерархии с другими нормативными правовыми актами, показали закономерный итог этой концепции - суды начали «додумывать» и «дописывать» законы вместо законодателя. Вообще, участие Верховного суда в правотворчестве[26], довольно странная идея «үлгi», особенно в части ее реализации, высказанная проф. Диденко[27], и, судя по последним публикациям сборника «Гражданское законодательство», поддержанная судами[28], все это не решает проблемы, а только их усугубляет. Но это тоже другая история, к которой, возможно, следует обратиться позднее.

Ниже - только об одном аспекте этого интересного документа - о соотношении виндикации и реституции, чему в НП о недействительных сделках уделено довольно много внимания.

Первоначально укажем на нашу позицию, которая уже была изложена в ранее опубликованных работах:

(1) реституция в качестве самостоятельного способа защиты гражданских прав действующему ГК не известна;

(2) приведение сторон в первоначальное положение входит в содержание виндикационного и кондикционного способов защиты гражданских прав[29].

Для понимания нашей общей оценки НП о недействительных сделках нужно уточнить еще одно обстоятельство: мы принципиально возражаем относительно самой концепции этого документа. В общем виде идею этого документа можно выразить в следующем: виндикация[30] (или кондикция[31]) является частью (или может быть таковой) признания сделки недействительной как способа защиты гражданских прав, применения последствий в виде двусторонней или односторонней реституции. Все правильно, но с точностью наоборот: недействительность сделки может быть, а часто и выступает необходимым элементом, частью виндикационного или же кондикционного требования. Пример: бывший собственник заявляет суду, что приобретение нового собственника порочно (по тем или другим основаниям), он продолжает обладать соответствующим правом, но, будучи лишенным владения вещью, требует его восстановить. На наш взгляд, просто, почти как дважды два.

Эти тезисы мы не смогли донести ни в публичной, ни в кулуарной дискуссии с представителем Верховного суда на состоявшихся майских цивилистических чтениях 2016 года. Ну, а судя по принятому НП о недействительных сделках, некоторых опубликованных работах[32], этого не получилось ни у кого. Жаль, что сторонниками утвержденного акта не учитывается очень верное объяснение В.С. Ема, данное им во время той же конференции, что представляло собой попытку разрешения непонимание между цивилистами Казахстана, России и Германии: в немецком праве нет самостоятельного процесса признания сделки недействительной и реституции как особого последствия. Это - всегда часть или виндикационного, или кондикционного требований. Поэтому суд, установив наличие ничтожности или оспоримости сделок, просто отказывает или удовлетворяет соответствующие иски. И все! Простое объяснение сложнейшей, но надуманной проблемы, не противоречащее ни немецкому, ни казахстанскому праву. Более того, абсолютно адекватное существу соответствующих отношений.

Но что же в НП о недействительных сделках о соотношении виндикации и реституции (или шире - недействительности сделок)?

В качестве примеров приведем несколько выдержек из документа (далее по пунктам), первоначально сделав некую общую оценку, связанную с заявленной темой: НП о недействительных сделках следовало бы назвать иначе, включив в его название указание на виндикацию. Ибо как минимум треть положений посвящено именно ей[33].

Часть 2 пункта 8:

«Иные последствия недействительности сделки предусмотрены в пунктах 4 и 5 статьи 157 (конфискация), статье 260 (виндикация) и других нормах ГК».

Обратим внимание только на два обстоятельства: 1) виндикация прямо названа в качестве иного последствия недействительности сделки и 2) загадочное указание на «другие нормы ГК». Какие? Ответ на вопрос повисает в воздухе. Но сама трактовка того, что иные последствия недействительности сделок могут присутствовать в других нормах ГК, указывает на некую универсальность этого способа защиты гражданских прав. Хотя о реституционных последствиях в пункте 1 статьи 9 ГК даже не упоминается[34].

Пункт 9:

«9. Разъяснить судам, что истребование имущества собственником из чужого незаконного владения (виндикация) согласно статье 260 ГК в одних случаях может применяться как защита права собственности без признания сделки недействительной вследствие ее отсутствия, а в других случаях - как последствия недействительной сделки с учетом имеющихся обстоятельств».

Тут всё выглядит еще более непонятным, чем в пункте 8. Последний тезис нам более или менее ясен, и он не может быть оценен иначе, как ошибочный (см. выше). А вот первый - загадка, ответ на которую нам не встречался ни в доктрине, ни в практической деятельности. Просто напрашивается необходимость дополнительных пояснений уже сделанным разъяснениям, конкретные казусы, судебные акты, на основе которых был сформирован этот тезис. Но их нет, а непонимание остается.

Пункты 11 и 12 НП о недействительных сделках, по сути, являются перефразированием норм ГК. Исключением является часть 5 пункта 12: «Приобретатель не может быть признан добросовестным, если к моменту совершения возмездной сделки в отношении спорного имущества имелись юридические притязания третьих лиц, о которых ему было известно, и если такие притязания впоследствии признаны в установленном порядке правомерными».

Заметим, что это одно из немногих положений НП о недействительных сделках, которые нами разделяются, хотя указание на «правомерность притязаний» полагаем излишним. Положительное восприятие распространяется и на содержание пунктов 13, 14, части 3 пункта 15 этого документа.

А вот части 1 и 2 пункта 15 являют собой пример неуместного теоретизирования в столь солидном акте. Второе предложение части 2 пункта 15 просто ставит в тупик: «При виндикации ввиду отсутствия обязательственных отношений между истцом и ответчиком последний не может заявлять какие-либо требования к истцу (виндиканту)». Иначе говоря, при заявлении виндикационного требования никакое иное не может быть заявлено. Так ли это? Для ответа на этот вопрос достаточно внимательно изучить ГК. Ибо это утверждение разработчиков НП о недействительных сделках прямо противоречит правилам статьи 263 ГК, согласно которым ответчик при виндикации может заявить к истцу ряд требований. Например, о возмещение произведенных необходимых затрат на имущество, о приобретение отделимых улучшений вещи или компенсации их стоимости при невозможности отделения. Вряд ли такое ограничительное толкование закона можно признать допустимым.

Часть 3 пункта 16:

«По смыслу и содержанию данной нормы[35], истребование имущества, проданного в порядке исполнения судебного решения, возможно только в случае признания незаконными действий судебного исполнителя, в том числе результатов проведенных торгов».

Это - положение, с которым можно спорить. Мы полагаем, что в данном абзаце скрывается проблема иного рода. Речь должна идти о соотношении правил пункта 3 статьи 261 и статьи 248 ГК. Считаем, что содержание данных предписаний определенным образом коррелируется с положением пункта 1 статьи 158 ГК о том, что «недействительна сделка, содержание которой не соответствует требованиям законодательства». Полагаем, что при отсутствии (участии) воли приобретателя все негативные последствия (публичные, частные - в виде компенсации убытков) должен нести судебный исполнитель (иное лицо, организующее публичные торги) и это обстоятельство никоим образом не должно влиять на сделку.

В заключение заметим, что НП о недействительных сделках дает обильную пищу для научных изысканий не только о соотношении виндикации и реституции. Там много чего. Есть даже и хорошее. Но положительных оценок слишком мало для документа от высшей судебной инстанции.

И еще два обстоятельства.

Во-первых, интересно сопоставить принятое НП о недействительных сделках и только предполагаемый к принятию проект закона об изменениях ГК, который как раз и вводит в гражданское законодательство Казахстана правила о ничтожных и оспоримых сделках.

Что предстоит? Фактическая легализация МЮ теоретических изысканий Верховного суда? Или, наоборот, разработчики НП о недействительных сделках выступают в роли неких юридических «Кассандр», провидцев?

Во-вторых, в НП о недействительных сделках практически отсутствует обобщение практики. В нем изложены некие субъективные усмотрения его разработчиков или отдельных авторов, оно носит умозрительный характер и не подтверждается серьезным обобщением и анализом судебной практики по данной категории дел. В данной ситуации имеет случай голого теоретизирования. Для научной публикации - это неплохо[36]. А вот в качестве официальной позиции уполномоченного государственного органа, которая распространяется не только на суды, но и неизбежно окажет серьезное влияние на гражданский оборот в Казахстане - это недопустимо.

Нам близка иная точка зрения: «Закон применяется по всем тем вопросам, для которых он по букве и или толкованию содержит определение. Если в законе нельзя найти такового определения, то судья должен решать на основании обычного права, а где и этого последнего нет, то на основании такого правила, которое он, судья, установил бы, если бы был законодателем… При этом он должен следовать принятому учению и традиции»[37].

С учетом сказанного взамен этого документа необходимо принять новое Нормативного постановления о недействительных сделках. В его основу должно быть положено глубокое изучение и анализ судебной практики, а его положения не должны противоречить сложившейся в течение двадцати пяти независимости и устоявшейся цивилистической доктрине.

4. Заключение

Читайте также

Спасение или угроза: чем обернется Казахстану высокая рождаемость

12:15, 26 апреля 2024

Президент Токаев объединяет миссии Национального курултая и Ассамблеи народа Казахстана – Наталья Калашникова

18:12, 25 апреля 2024

Нелепые случаи, агрессивные собаки и чувства спасателей: как живут и работают герои паводков

16:09, 25 апреля 2024