Новости спорта 
Для чего нужно римское право – право народов
Фото: pexels
Автор этих строк решил поступить следующим образом. В 2025 году исполняется 500 лет с момента завершения Крестьянской войны на территории Священной римской империи – одного из крупнейших социальных конфликтов в мировой истории наряду с французской и русской революциями.
В ходе столкновений восставшая толпа, помимо всего прочего, расправлялась с так называемыми "докторами права" – т.е. теми юристами, которые и распространяли в Европе римское право. Вот речь одного из них, эдакого немецкого Цицерона, получившего юридическое образование в Гейдельбергском университете, перед тем, как крестьяне его не то повесили, а может, отрезали голову, и приводит автор.
Свод римского права
"Вы спрашиваете, какое нам дело до римского права, если мы живем не в Риме? На что нам законы древних римлян, если они теперь не нужны даже древним римлянам, ведь и Древнего Рима больше нет – ни специфического уклада жизни граждан того государства, ни самого государства (хотя короли и используют его имя)? Так пусть их jus privatum и jus publicum (право частное и публичное) достаются истории, раз не уберегли их от суда истории. А нам, у себя дома, потребны свои законы.
Я, пожалуй, соглашусь с вами относительно jus publicum. "Гениальная парадоксия" устройства Римской республики пусть и оригинальна в высшей степени (коллегиальность магистратур, где полнота власти каждого магистрата может быть парализована veto коллеги), но сейчас может заинтересовать сравнительно небольшой круг ученых любителей античности.
Другое дело – jus privatum, право частное, которое, как следует из хрестоматийного определения римского юриста-классика Ульпиана, обращено ad singulorum utilitatem, к пользе отдельных лиц. То есть, ко всем – в том числе и к нам с вами. Ведь, когда мы совершаем сделки: женимся, наследуем, продаем и покупаем – мы не швабы, саксонцы или тирольцы, и даже не германцы или римляне. Мы просто частные лица. А это значит, что римское право подходит и нам. Причем подходит как никакое другое.
Объясню почему.
Domus non ea quam parietes nostri cingunt, sed mundus hic totus. Знаете ли вы, граждане, латынь? Дом – это не стены вокруг нас, но весь мир. Так говорил Цицерон, немцы.
Это значит вот что. Рассуждая о римском праве, я не говорю про законы XII таблиц и старое квиритское право, то есть право первоначальных жителей небольшого селения в Лациуме. И даже о времени, когда республиканский Рим подчинял себе Италию, упомяну вскользь. Лишь потому, что тогда юристы впервые столкнулись с тем, что получило у них название jus gentium, право народов.
Римляне умели не только одерживать, но и удерживать победы. Наступал мир, победители и многочисленные побежденные вступали между собой в правоотношения, и это побуждало преторов обогащать цивильное право собственно римской общины обычаями, правилами и законами покоренных народов. Именно jus gentium стало прообразом того универсального международного римского права, каким его знают и сегодня.
Поэтому обращусь сразу к последнему. К началу новой эры, когда верховенство римских принцепсов, одолевших внутренних и внешних врагов, распространилось на всю ойкумену. Оно объяло разрозненные города и царства в единую мировую державу. Никогда прежде и никогда после не складывалось так все к взаимной выгоде ведения хозяйства и торговли, а равно наслаждению благополучной мирной жизнью: гигантский рынок, удобные и безопасные дороги, одни общие деньги и оба для всех языка, процветание искусств и ремесел, сила и дисциплина легионов, обеспечивающих внешнюю крепость государства... И главное – гармония внутреннего устройства, порядок, основанный на чрезвычайно разработанном, в высшей степени инструментальном законе.
Именно эти три столетия (I-III века Anno Domini) заслужили славу классической эпохи юриспруденции. То есть не просто издания правильных и служащих общей пользе законов, но и искуснейшего их толкования для разнообразных случаев применения. Римские юристы-классики осмыслили тысячелетнюю правовую практику римского народа, отчеканив в лаконичных и логичных формулах его юридический гений. Наконец, не ограничившись одной лишь – пусть и изощренной – казуистикой, они привнесли в право в качестве основополагающих начал гуманитарные достижения непревзойденной греческой философии, противопоставив строгому праву (jus strictum) требования справедливости (aequitas).
Не все из их наследия удалось сохранить. Кого-то мы знаем лишь по цитатам других, более удачливых. Величайшими считались пятеро, сочинениям которых законом о цитировании (lex Allegatoria 461 года) придана обязательная юридическая сила. Их имена: Папиньян, Павел, Ульпиан, Модестин и Гай. Напрямую их труды до нас не дошли. Причина этого – в социальных и политических потрясениях, которые переживала империя и которые привели к ее распаду на Западную и Восточную части. Многое потеряно в пожарах и переездах.
На Западе, не выдержавшем натиск новых народов, происходит общий упадок вообще городской жизни. На Востоке, в новой столице Константинополе другой народный язык, иная религия; свежая варварская кровь также не способствуют творческому развитию юриспруденции. И все же мосты государственной преемственности между столицей на Тибре и столицей на Босфоре (византийские императоры продолжают считать себя римскими) не сожжены совсем. Главным таким мостом остается языковая письменная традиция – и едва ли не в первую очередь римское право.
Носители этой латинской юридической традиции предпринимают попытки кодификации богатого накопленного за века юридического материала. Появляются кодексы, которые включают императорские конституции от Адриана до Константина. Итогом же этой идеи сохранения и упорядочивания стало предприятие, затеянное величайшим императором Восточной римской империи Юстинианом, движимым целью восстановить римскую империю в былых границах и величии.
Кроме бОльшего масштаба, кодификацию Юстиниана отличает от прежних еще одно важнейшее обстоятельство. Наряду с Codex Iustinianus, представляющем императорские конституции от Адриана до собственно Юстиниана, и новых законов, не вошедших в свод (Novellae), а также Institutiones, то есть руководства для изучения права, была к тому же произведена беспрецедентная кодификация всей существующей юридической литературы, то есть всего того, что имело общее наименование jus vetus (то есть право старое, классического периода юриспруденции). Этого не делалось никогда прежде (хотя задумки были), история не знает попыток и позже.
Сия обширная компиляция, куда назначенная императором комиссия включила все самое ценное и практичное из сохранившихся сочинений наиболее значительных римских юристов, выбросив устаревшее, исключив противоречия и упорядочив оставшееся, получила название Digesta (упорядоченное), или, по-гречески, Pandeсtaе (всеобъемлющее). В 534 году, с вступлением в силу второй, исправленной редакции Codex Iustinianus, все четырехкнижие обрело тот облик, который мы знаем и сегодня, под именем Corpus juris civilis (Свод римского права).
И теперь я спрашиваю. Разве не лучше этот непреходящий юридический тезаурус, эти фиксированные универсальные законы народа, сделавшего домом целый свет, ни на чем не записанных, изменчивых от случая к случаю, от места к месту расхожих обычаев"?
Vivat academia! Vivant professores!
"Предвижу, однако, ваши следующие возражения. Если римское право столь совершенно, спрашиваете вы, почему ученые доктора не пользуются им в изначальном виде, как провидение сохранило его в дошедших до нас манускриптах Corpus juris civilis? Почему суды руководствуются его формулировками лишь постольку, поскольку старинные рукописи испещрены толкованиями средневековых схоластов – глоссами? Всё же, что выброшено позднейшими глоссаторами и комментаторами, игнорируют и судьи, говоря: quod non agnoscit glossa, non agnoscit curia (что не признает глосса, не признает и суд). Но если так ценны комментарии, почему бы комментаторам самим не сформулировать новые законы, основанные на обычаях и нравах швабов, саксонцев или тирольцев?
Что ж... Vivat academia! Vivant professores! – как поется в известной песенке. Да здравствуют учителя! И разве может их быть слишком много?
Я постигал юриспруденцию на факультете права университета в Гейдельберге. Экий славный институтум! Но и ему не сравниться с наипервейшим университетом в Европе, который основали в землях итальянцев, в Болонье, и которому покровительствовал сам величайший император Священной римской империи Фридрих Барбаросса.
Вообще, известное знакомство с римскими законами (leges romanae) осуществлялось и ранее, в школах свободных искусств (artium liberalium) – зачатках последующих университетов, и то в одном, то другом городе появлялись знатоки права, к которым приходили желающие ему обучаться. И все-таки системное изучение римского права связано с появлением болонской школы и деятельностью ее создателя Ирнерия (предание даже сохранило дату начала им преподавания права – 1088 год) и его учеников, а также последующих представителей преподавательской корпорации, professores, вплоть до Акурсия, подытожившего деятельность болонских глоссаторов изданием в 1250 году избранных глосс школы Glossa Ordinaria.
К тому времени, впрочем, болонская школа была уже не единственной: римское право, признаваемое в разных землях Европы как lex generalis omnium (общий закон для всех), преподается повсеместно, в образующихся здесь и там новых университетах.
Преподавание это заключалось в чтении и толковании источников. Толкования эти, именуемые глоссами (glossa), в процессе обучения записываемые в манускриптах на полях текста или между строк, и дали название этому методу усвоения римского права – школе глоссаторов. Собственно, метод этот не был изобретением болонских профессоров, и широко практиковался средневековыми докторами права и раньше, да и вообще исторически восходит к notae (пометкам) юристов классики.
Главной заслугой болонцев было то, что предметом их толкования выступали Digesta, то есть самая ценная часть юридического римского наследия. Тогда как ранее объектом глоссирования и дальнейшего применения были источники в академическом отношении не столь интересные, зато шире используемые на практике: официальные сборники римского права, изданные франкскими, лангобардскими, бургундскими и прочими королями.
Тщательное и всеобъемлющее изучение и толкование формулировок именно классических римских юристов имело далеко идущие последствия. Если раньше римское право использовалось судами субсидиарно, в дополнение к нормам национального права, и критерием при его применении была упомянутая выше aequitas, справедливость нормы, то болонские (и далее остальные) глоссаторы во главу угла поставили строгое следование писанным законам (leges scriptae) позитивного римского права, то есть законодательным уложениям Corpus juris civilis.
Следом за глоссаторами, толкующими непосредственно jus et lex, пришли комментаторы, глоссирующие уже сами эти глоссы. Дело в том, что за века деятельности глоссаторов всё, что можно было истолковать в древних текстах, уже было снабжено соответствующими глоссами. Однако эти славные мужи нашли себе задачу: из частных юридических норм они вывели общие универсальные принципы, систему права, чем заложили основу юриспруденции как науки.
Кроме того, будучи философами и богословами (многие из них, как, например, Луллий), они привнесли в право философское осмысление его начал и, таким образом, выдвинули на первый план естественное право, jus naturale, которое восходило к aequitas классиков, но при этом признавало и строгость формы глоссаторов.
Благодаря этому возрождению естественного права общее правило юридического искусства требует, по формулировке вышеупомянутого Луллия, чтобы jus positivum ad jus naturale redicatur et cum ipso concordet (позитивное право сводилось к праву естественному и с ним согласовывалось).
Упомяну самых видных из глоссаторов: помимо самого Ирнерия четыре его ученика Булгар, Мартин, Якоб и Гуго, Плацентин, бежавший из Болоньи в Монпелье и основавший школу там, Вакарий, учивший римскому праву в Англии, Одофред, сообщения которого весьма ценны и в историческом аспекте, прославленный Азо и упоминавшийся Акурсий. А также комментаторов: помимо авторитетного испанского философа Луллия это французский аббат Жакоб де Равани, а также знаменитейшие итальянские профессора права Бартоль и Бальд.
Они и прочие обучали студентов. Воспитанные на римском праве юристы, так называемые легисты, устраивались работать в суды и правительственные канцелярии, и со временем, например, у нас в Германии, суды были уже должны судить, основываясь в первую очередь на римском праве, и лишь во второй линии учитывать исконные немецкие "честные, почтенные, хорошие правила, установления и обычаи".
Такое изучение, истолкование, приспособление и применение, одним словом, усвоение римского права Европой ученые доктора обозначают термином Рецепция римского права. Где-то, как в Германии, оно было рецепировано непосредственно, причем не отдельные нормы, а в комплексе: Corpus juris civilis был прямым законом, но, конечно, не в том виде, в каком он был составлен при Юстиниане, а с глоссами и комментариями позднейших европейских юристов – usus modernus Pandectarum (современное применение "Пандектов"), или современное римское право.
В других землях: во Франции, Италии, Испании или (в меньшей степени) Англии – рецепция римского права происходила не прямо, а опосредованно: сначала через сборники законов древних королей (достославных аларихов и теодорихов), производных от кодексов Юстиниана, затем – через деятельность все тех же легистов, проникающих в администрации и суды и внедряющих принципы и нормы римского права в судебные решения и ордонансы, то есть королевские указы королей современных – фридрихов и генрихов.
Но и в том, и в другом случае рецепция римского права не являлась кабинетной прихотью ученых. Это был процесс, объективно обусловленный развитием общества: ростом городов и коммерции, усложнением устройства государства и социальных институтов. Ведь в античном мире jus gentium усвоило в себя правовые элементы всех населявших обширную римскую империю народов, притом весьма искушенных в торговле и государственном строительстве.
Неудивительно поэтому, что тысячелетняя квинтэссенция юридической мысли (и юридической техники) больше отвечала вызовам взросления народов Европы, чем их пусть и справедливое, и выражающее оригинальность народного характера, но неуклюжее в напряженной городской жизни обычное право. И вот, соседствуя с этим последним, привнеся в их союз классическую форму и вдохнув высочайшие нравственные идеи, римское право как неотделимое звено возникшей комбинации возродилось – как переживает сейчас некое возрождение античная культура вообще.
Таким образом, мы имеем дело как бы с новым правом народов, или, как сейчас говорят, nationes. И если уж заговорили о будущем, рискну предположить, что эти нации по отдельности когда-нибудь создадут империи столь же пространные, населенные многими народами и просвещенные, как в золотой век Антонинов. Мир огромен. Вы слышали о Магеллане, три года назад вернувшемся в порт Севильи из путешествия вокруг света? А о Новом Свете, открытом в 1499 году флорентийцем Америго Веспуччи?
Так вот, не исключаю, что спустя два-три века рецепированные нормы римского права, которыми мы руководствуемся сейчас, уже не будут удовлетворять в полной мере потребности общества, вследствие чего утратят свою прямую силу. Предположим, в землях баварцев или тевтонцев – в новоявленном герцогстве Пруссия. А может, и во всем сразу французском королевстве, где какой-нибудь правитель, не уступающий амбициями Юстиниану, издаст новый кодекс законов, отменяющий действие многочисленных и утративших стройность прежних. А затем, кто знает, не повторится ли нечто подобное и во всей Европе?..
Убежден, однако, что самое ценное в римском праве (а этого изрядно), всё, что составляет его существо и самый дух – jus gentium, jus naturale, lex generalis omnium etc. – войдет и в правовые системы будущих государств Европы и всего мира, сохранив свою миссию непреходящего универсального закона, моста между цивилизациями.
Этим термином мы, юристы, называем между собой иной, гражданский порядок дел, которые особым судебным решением переводятся из процесса уголовного – и само такое судебное решение, цивилизацию. Но кто знает, может, с течением времени это значение позабудется, и слово приобретет смысл, какой я ему дал сейчас".
P.S. Как в воду глядел ученый доктор. В 1756 году в Баварии начал действовать гражданский Кодекс Максимилиана, в 1794 году в Пруссии – Прусское земское уложение, в 1804 году во Франции был издан Кодекс Наполеона – Гражданский кодекс, разработанный по инициативе первого консула Французской республики Наполеона Бонапарта. В течение XIX века аналогичные национальные кодексы принимались и в других странах. Последним по времени кодексом, после чего римское право утратило формальную силу повсеместно, стало вступившее в силу с 1900 года Германское гражданское уложение.
